|
До войны они жили в с.1-е Поныри, который расположен в нескольких километрах от поселка и станции Поныри. Села 1-е и 2-е Поныри расположены рядом, растянувшись вдоль р. Снавы на несколько километров. Каждая улица имела свои названия – Майоровка, Бугровка, Быковка, Козловка, Боевка, Антоновка и т.д. Семья Анны Акимовны, состоявшая из троих детей, матери, бабушки и тетки, жили на ул. Елисеевка.
Их отца, Шитикова Акима Васильевича, 1905 года рождения, забрали на фронт летом 1941 г., с фронта он успел прислать всего три письма. В последнем он написал матери, чтобы она не надеялась на то, что он вернется, т.к. они сидят в лесах и болотах, многие бойцы погибли от огня противника и болезней. Он написал, чтобы она лучше воспитывала детей, которые будут ей поддержкой в будущем. Тогда они посчитали, что он воевал где то под Ленинградом, но в 1943 г., после освобождения их села от оккупации, они получили извещение о том, что он пропал без вести, но почему-то на Украине. Мать на троих детей тогда получала пенсию в 40 рублей, т.к. отец считался без вести пропавшим. У тех семей, которые получили похоронки, пенсия была намного больше.
Их село было оккупировано немцами в конце 1941 года. Боев в их селе тогда почти не было. Немцев было немного, они расположились даже не во всех домах. Одеты они были в зеленую форму, видимо просто военные. Немцев в черной форме не видели. Каких-то сильных зверств от немцев не видели. Кроме немцев были какие-то украинцы. У них были разные инструменты, телеги, были лошади. Их никто не охранял, но работу им давали немцы. Жизнь шла своим чередом, нужно было сеять и пахать, сажать огороды. Мужчин в селе почти не осталось, лошадей у населения не было, а немцы, когда им на кухню приносили продукты (яйца, молоко, сало, мясо), давали бумажки, по которым украинцы пахали огороды, возили сено, ремонтировали дома и т.д.
Население немцы практически не трогали. Сильно боялись партизан, поэтому ребят 16-17 лет иногда задерживали. В этом случае матери этих ребят звали девушку по имени Мария, которая хорошо знала немецкий язык. Вместе с ней они шли к немцам, где доказывали, что эти ребята – местные, что за ними пришли их матери. Обычно ребят всегда отпускали. В конце 1942 – начале 1943 года немцев стало почему-то больше, они стали поселяться во все дома подряд. К ним тоже заходили, но т.к. у них в доме находилась корова, они уходили, крича «Шайзе».
Потом начали наступать наши. На их ул. Елисеевка вошли несколько танков, которые начали стрелять в сторону ул. Майоровка, где стояли немецкие пушки. Эта улица была по другую сторону реки Снава. И так как им мешали стрелять дома на ул. Елисеевка, то немцы подожгли практически пол-улицы, чтобы было видно наши танки. Жители в это время отсиживались - в поле, в снегу. Было очень страшно и холодно. Только к ночи у них получилось вернуться в свое село. Картина предстала страшная. Половины домов не было, а другая половина была наполовину разрушена во время боя. Ночевали в оставшихся домах, спали вповалку. Наутро бой продолжился, и наши солдаты отправили жителей дальше в тыл. Но жить и там было негде и люди, невзирая ни на что, все равно возвращались назад.
А когда село освободили от немцев, с приходом весны, нужно было отстраивать жилье, но фронт был рядом и жителей стали эвакуировать. Их эвакуировали в соседний райцентр, в с. Золотухино. Подошли военные машины, с собой позволили взять очень немного вещей. На сборы давали не больше часа. С собой взяли только по два узла с вещами и документами.
Народу в с.Золотухино, куда их отвезли, собралось очень много, жили где найдется место. Их семья жила у женщины, у которой у самой было двое своих детей и еще двое сирот, оставшихся от родственников. Анна Акимовна помнит, как их бабушка с ее младшим братом пешком ходила в свое село 2-е Поныри, чтобы забрать оттуда корову, которую при эвакуации не дали увести с собой. Их долго не было, мать уже стала плакать, думала, что они погибли, но к ночи они вернулись домой с коровой. То-то было радости и слез...
Эта корова практически спасла всю семью в последующие годы. Ее привели раненной в двух местах, но стали лечить травами и корова оправилась. Жили дружно, помогая соседям. Мать жалела и своих и соседских детей, подкармливали их молоком. Все вместе ходили в поле, собирали там ягоды, грибы. Ребята ловили рыбу в речке, так и жили.
В с.Золотухино в то время было много госпиталей. Туда постоянно требовались медсестры, нянечки и сиделки для ухода за ранеными, нужны были прачки для стирки белья, обмундирования и бинтов. Для этих работ приглашали эвакуированных. Денег за это не платили, но зато кормили из полевой кухни. Мать, которая ходила в госпиталь стирать, иногда приносила домой кое-что из еды и кусочки хозяйственного мыла. На столбе около школы висел рупор, к которому собирались люди и слушали сводки с фронтов. Маленькой девочке очень запомнился голос Левитана. Одновременно торжественный и взволнованный. Многие люди прямо у рупора стояли и плакали.
Золотухино практически не бомбили и о том, что началась Курская битва, узнали от поступавших новых раненых, которые рассказывали страшные вещи о боях там. А потом немцев прогнали, и они вернулись домой. Это было примерно в конце августа 1943 г.
От их улицы практически ничего не осталось, равно как и от п. Поныри, и в целом от их села 1-е Поныри. Нужно было как-то жить, что-то есть, а от их огорода, где была посажена картошка, ничего не осталось, кроме воронок от снарядов. Зато огород бабушки, который был в стороне от линии траншей, остался почти нетронутым, благодаря чему они и прожили этот 1943 год. Выручала так же корова. А вот жить было негде. Те дома, которые остались, когда прогнали немцев, наши войска при постройке оборонительных сооружений разобрали, забрав оттуда весь лес, используя его для постройки землянок и блиндажей. И вот когда фронт ушел достаточно далеко, жители, после того, как поле боя саперы очистили от мин и других боеприпасов, стали ходить туда и разбирать блиндажи, чтобы достать оттуда дерево.
Там было много погибших, как наших, так и немцев. Захоронением, со слов Анны Акимовны, занимались штрафники, а было это уже в середине сентября 1943 г. За Понырями было такое с.Горелое(или Подгорелое). Там раньше был военный аэродром и туда свозили всех погибших. Их снесли в одно место, потом пришли какие то тракторы и вырыли большие котлованы, куда закопали всех подряд.
Они с матерью тоже ходили разбирать блиндажи. Сначала нужно было зайти вовнутрь, чтобы оценить толщину бревен, перед тем как начать копать сверху. Если бревна были не сильно большие, то копали. Толстые бревна они не могли поднять, да их и не могла увезти корова, на которой их возили.
Отчетливо помнит Анна Акимовна, как, зайдя в один блиндаж, она увидела там нашего погибшего бойца, который сидел на лавке, привалясь к стене. Она тогда сильно испугалась, было жалко дядечку. Выскочив оттуда, она сильно плакала, мать плакала вместе с ней и больше они туда не ходили.
Вспоминает Анна Акимовна девушку Марию, знавшую немецкий язык, которая помогала всем в оккупации. Ее сильно ранили во время боев летом. Их село 2-е Поныри переходило из рук в руки, и эту Марию перевязывали то наши врачи, то немецкие. Ее забрали с собой немцы, а умерла она уже в г. Малоархангельск Орловской области, где ее и похоронили.
К осени жизнь кое-как наладилась, только было голодно. Припасов никаких не осталось, только немного выкопанной картошки и молоко, которое давала корова. Помнит, как на терку терли картошку, добавляли туда молоко и пекли пышные оладьи, называвшиеся воздушниками. Ходили на поля, собирали там колоски. Носили на станцию Поныри продавать топленое молоко. От станции Поныри тогда практически ничего не осталось. Несколько кирпичных стен и все. За нее были страшные бои и она несколько раз переходила из рук в руки. Бои были так же за МТС, находившуюся рядом со станцией.
Вот так и жили. К концу 1943 г. власти дали Сталинскую помощь. На весь Поныровский район дали вагон муки. Каждой семье досталось по пуду муки. Так и прожили этот год.
А в 1944 году с севера стали возвращаться эвакуированные, которые ехали домой, на юг. У них на молоко выменивали одежду, мыло, спички. Продавали молоко и за деньги. Как-то на поле боя подобрала пол-литровую жестяную кружку, вот ею и продавала молоко.
Совсем не было соли, и ее покупали у проводников. Сразу по 1-2 ведра. На станции отдавали деньги, а проводникам отдавали платки, в которые они насыпали соль и сбрасывали ее на перегонах за станцией. Приходилось потом искать. На станции сделать это было нельзя – гоняла милиция. Тогда только в поселке был рынок, на котором жители из соседних сел торговали всем, что было. Там они продавали или меняли соль на нужные вещи. Тетка Анны Акимовны жила в деревне Выселки, километрах в 20 от поселка. Из ее рассказов узнала, что за всю войну в той деревне ни немцев, ни других оккупантов даже в глаза не видели. Жителям этой деревни не верили, но те говорили, что так и было. И это в месте одной из самых жестоких битв. Весной 1944 года поля еще раз осмотрели саперы и их стали сеять. В этот год был хороший урожай. Не было лошадей, пахали на себе и на коровах.
А потом был 1945 год, была Победа. Потом начали возвращаться фронтовики. Вот только мало их было, очень многих не дождались с войны. И Анна Акимовна с братом долго ходили на ст.Поныри встречать эшелоны, возвращавшиеся из Германии, ходили встречать отца, но так он и не вернулся.
|
